Детство Антуана де Сент-Экзюпери

«Откуда я? Я из моего детства»

Антуан де Сент-Экзюпери. Раннее детство «Если вы спросите, откуда я родом, я пришел из детства. Я пришел из детства, как из страны…
Я возвращаюсь памятью в детство, чтобы снова почувствовать себя под его высокой защитой. Как только ты становишься взрослым, тебя пускают одного».

В начале 1904 года Мари де Сент-Экзюпери неожиданно оказывается вдовой с пятью детьми в возрасте от 10 месяцев до 8 лет. Антуану в то время не было и четырех.

Все вместе они живут в фамильном замке Сан-Морис де Реман в нескольких километрах от Лиона.

Золотоволосый, кудрявый Тонио получил в семье прозвище Король-Солнце. У него был собственный трон, небольшое зеленое кресло, к которому мальчик был сильно привязан. Он следовал за своей мамой по всему дому как тень, таща за собой маленькое лакированное креслице, чтобы сесть рядом с ней, как только она остановится.

Мальчик очень любил сказки. Он никогда не оставлял мать в покое, пока та не расскажет ему что-нибудь интересное. Именно она открыла сыновьям Жюля Верна и Ганса Христиана Андерсена. Неудивительно, что все дети очень рано обнаружили в себе способности к литературе. Они целыми днями рылись в книгах по истории, мемуарах и приключенческих романах.

Когда мне было шесть лет, в книге под названием «Правдивые истории», где рассказывалось про девственные леса, я увидел однажды удивительную картинку. На картинке огромная змея — удав — глотала хищного зверя.

В книге говорилось: «Удав заглатывает свою жертву целиком, не жуя. После этого он уже не может шевельнуться и спит полгода подряд, пока не переварит пищу».

Я много раздумывал о полной приключений жизни джунглей и тоже нарисовал цветным карандашом свою первую картинку. Это был мой рисунок № 1. Вот что я нарисовал. Я показал мое творение взрослым и спросил, не страшно ли им.

— Разве шляпа страшная? — возразили мне.

А это была совсем не шляпа. Это был удав, который проглотил слона. Тогда я нарисовал удава изнутри, чтобы взрослым было понятнее. Им ведь всегда нужно все объяснять. Это мой рисунок № 2.

Взрослые посоветовали мне не рисовать змей ни снаружи, ни изнутри, а побольше интересоваться географией, историей, арифметикой и правописанием. Вот как случилось, что шести лет я отказался от блестящей карьеры художника. Потерпев неудачу с рисунками № 1 и № 2, я утратил веру в себя. Взрослые никогда ничего не понимают сами, а для детей очень утомительно без конца им все объяснять и растолковывать.

Таинственным был чердак старого замка. Укрываясь здесь в дождливые дни, дети открывали мир прошлого. Поколения костюмов, шляп, ботфортов напоминали о жизни прадедов, старинные часы хрипло гудели, когда к ним притрагивались…

«Мы находили прибежище среди чердачных стропил. Мы видели, как в раздавшиеся швы крыши просачивалась синяя ночь. Того крошечного отверстия было достаточно, чтобы через него могла просочиться одна единственная звезда, процеженная для нас сквозь небо. Эта звезда указывала нам путь. Однажды, мы отправимся в поиски ее на север или на юг… Или внутрь самих себя…»

Напротив замка был парк, густо заросший темными елями и липами. Огромная, необъятная страна игр и мечтаний.

«Когда после первых молний, по особому аромату и по внезапному трепету листвы мы чувствовали, что туча вот-вот разразится ливнем — это было сигналом. Ничто уже не могло нас удержать. Первые капли грозового ливня падают тяжело и редко. Первый, на кого упала капля, считался побежденным, потом второй. Потом третий, потом и остальные. Тому, кто продержался дольше всех, конечно, покровительствовало небо, он был неуязвимым. И он получил право до следующей грозы носить имя „рыцаря Оклена“».

Маленький Антуан мечтает о том, что однажды и у него тоже вырастут крылья. Разве можно противостоять мечте Икара.

Как-то вечером двенадцатилетний изобретатель замучил священника рассказами о своем проекте летающего велосипеда. Одобрение священника позволило мальчику заниматься конструированием. Антуан Сент-Экзюпери извел все старые простыни в доме, пытаясь с помощью местного плотника приделать к велосипеду крылья. Тогда, несмотря на все усилия, затея успехом не увенчалась. Но когда Сент-Экзюпери стал настоящим летчиком, самолеты, на которых он летал, по сложности мало чем отличались от его детского изобретения.

«Мир воспоминаний детства, нашего языка и наших игр… всегда будет мне казаться бесконечно более реальным, чем любой другой… Этим вечером мне вспомнилась холодная прихожая Сен-Мориса. После вечерней трапезы мы усаживались на сундуки и в кожаные кресла, дожидаясь отхода ко сну. А дяди шагали взад и вперед по коридору. В полутьме слышались обрывки фраз, это было таинственно. Так же таинственно, как дебри Африки…
Мы дожидались, пока понесут в гостиную лампы. Их несли, как охапки цветов, и каждая лампа бросала на стены прекрасные тени, похожие на листья пальм… Затем букет света и темных пальмовых листьев запирали в гостиной.
Мы уходили спать…»

«…Иногда вы пели внизу, уложив нас. До нас пение долетало эхом большого праздника — мне так казалось. Я не помню ничего более „доброго“ и мирного, ничего более дружелюбного, чем маленькая печь в „верхней комнате“ Сен-Мориса. Ничто и никогда так не убеждало меня в полнейшей безопасности мира. Когда я просыпался ночью, она гудела, как шмель, и бросала на стены добрые тени. Не знаю почему, но я сравнивал ее с преданным пуделем. Эта печка оберегала нас ото всех бед. Иногда вы поднимались к нам, открывали дверь и удостоверялись, что мы ограждены от всего теплом».

«…Вы склонялись над нами, над нашими кроватками, в которых мы отправлялись навстречу завтрашнему дню, и, чтобы путешествие было спокойным, чтобы ничто не тревожило наши сны, вы разглаживали волны, складки и тени на наших одеялах. Вы смиряли наши кровати, как божественный перст смирял бурю на море».

«Я впервые ощутил необъятность не на самолете, не посреди моря, а на второй кровати в вашей комнате. Заболеть было такой удачей! Каждый из нас мечтал об этом. Грипп давал право на безбрежный океан… Я не очень-то уверен, что жил после того, как прошло детство».

Эти слова Антуана обращены к матери, к первой и самой сильной привязанности в его жизни. После смерти мужа госпожа де Сент-Экзюпери глубоко затаила свое горе. Никогда дети не видели ее печальной и замкнутой, озабоченной. Она сохранила свою нежную, чуть грустную улыбку, гордую и свободную осанку, живое воображение. Она художница, талантливый живописец. Она не знает иного воздействия на детей, кроме любви. Каждому достается равная доля нежности и внимания. Но Тонио наиболее предан матери. Любовь Тонио к матери была тем заметнее, что больше никто из домашних не пользовался его расположением.

Антуан, подвижный и предприимчивый, пoрой нарушал запреты взрослых. Он любил, например, разгуливать по крыше в Сен-Морисе, и для того, чтобы помешать этим упражнениям, окна детской комнаты, расположенной во втором этаже, пришлось забрать решетками. Строгая владелица замка госпожа де Трико пыталась укротить непослушного мальчика, и для этого применялись разные наказания, в том числе и caмое распространенное. Однажды после такого наказания он вышел с сухими глазами к брату и сестре Cимоне, сочувствовавшим ему за дверью, и как ни в чем не бывало сказал: «Мне было совсем не больно».

В замке Ла Молль и в Сен-Морисе Тонио окружает атмосфера сказки, таинственного и загадочного.

Сказки рассказывает мать. Фантастические образы доброго и нежного Андерсена оживают в полутьме детской спальни. Сказки рассказывает и Паула — первая гувернантка детей, родом из Тироля. Она принесла их из своей страны лесов и гор. Дети готовы до поздней ночи слушать предания, поверья горцев, а Тонио прерывает ее, чтобы пересказать сказку по-своему или озадачивает Паулу вопросом: «А что вы делали, когда были обезьяной? А вы были когда-нибудь львом?»

Очарование сказок в соединении с уютом и нежностью дома бросает на все окружающее мальчика отсвет тайны.

Тонио свободно рос в этой доброжелательной атмосфере, и ни одно из его качеств, ни одна из наклонностей не выделились, не переросли в главную черту характера. В нем уживались задиристость и изобретательность, вкус к таинственному и острая потребность в материнском внимании, рано возникло в нем чувство самостоятельности и независимости. Стремление выделиться не хитростью, не за счет привилегий, но по праву, в честном соревновании.

Парк и замок, чердак и сказки, устойчивый, ничем не нарушаемый уют — вот обстановка, которая способствовала росту в мальчике чувства достоинства, вкуса к доблести и любви к прекрасному.

«Стоит только подрасти, и милосердный бог оставляет вас на произвол судьбы» , — эту грустную мысль Сент-Экзюпери выскажет значительно позже, когда ему будет лет тридцать, но относится она и ко всему первому периоду жизни в Париже.

Теперь он живет настоящей жизнью богемы. Это самый глухой период его жизни — Антуан не пишет даже матери, переживая все, что с ним происходит, глубоко в себе. Он по-прежнему встречается и спорит с друзьями, посещает ресторан «Липпа», ходит на лекции, много читает, пополняя свои знания в литературе. Среди книг, привлекающих его особенно, книги Достоевского, Ницше, Платона.

Но Латинский квартал со всеми его интересами слишком быстро перестает удовлетворять Антуана. Конечно, он может не спать до утра, писать по ночам стихи и утром читать их друзьям. Или ходить в кино и рассуждать с друзьями о глубоком смысле картин Чаплина, только что появившихся в Европе. Но все это снова вопреки представлениям тех, кто его окружает, не настоящая жизнь. В спорах Антуана с приятелями проступают новые нотки, подчас пугающие его собеседников. Теперь он восстает против самого существа жизни того круга, с которым он связан в Париже и к которому принадлежит по своему происхождению. Здесь говорят о политике, об искусстве, о философии, но и то, и другое, и третье становятся игрушкой в руках тех, для кого они никогда не были насущной необходимостью. И если два года назад круг Антуана оберегал его от зол, которые грозят юноше в Париже, теперь он сам смущает родственников и знакомых неожиданно суровыми морализаторскими настроениями.

Но, критикуя «своих», Антуан на деле порицал себя, свою приверженность к кругу, в котором он рос. Отказывая своим парижским знакомым в самостоятельной жизни, он казнил свою собственную несамостоятельность. И хотя мы не знаем, о чем именно толковал тогда Антуан, можно догадываться, что его суд был очень суровым. Когда много лет спустя одну светскую даму, знавшую Сент-Экзюпери в его двадцать лет, попросили рассказать о нем, она сказала: «Экзюпери? Да это же был коммунист!»

Так, воюя со своим окружением, а на самом деле борясь с самим собой, со своими привычками, с внешними обстоятельствами, толкающими его по гладкому пути, Антуан одерживает свою первую внутреннюю победу: в 1921 году, прервав действие отсрочки, полученной им при поступлении в высшее учебное заведение, он бросает занятия на архитектурном факультете и записывается добровольцем в авиационный полк в Страсбурге.